Панченко К.А. Вместо предисловия
Что такое Христианский Восток?
На первый взгляд это кабинетная абстракция, условное понятие, объединяющее полтора десятка самодостаточных и зачастую непохожих друг на друга культур. Сирийцы, копты и их потомки, принявшие арабский язык и письменность; эфиопы, нубийцы, народы Южного Кавказа, доисламской Аравии, согдийцы, тюрки-несториане Великой степи и тюркоязычные христиане Анатолии, дравиды Малабарского берега – все они включаются в состав этой условной субцивилизации, сложившейся на восточной периферии византийского мира. В то же время большинство этих столь разных этносов и культур подчинялись единому ритму развития и демонстрировали удивительное сходство исторической судьбы.
Большинство их зародилось на волне отрицания эллинистической культуры, греко-римской цивилизации, доминировавшей в эпоху поздней Античности от Атлантики до Инда. В первые века христианской эры пришли в движение тектонические плиты культурно-исторических миров, стали складываться новые религиозные традиции, народы, литературы. Еще более полувека назад А. Тойнби сравнил современную Западную цивилизацию с однополярным миром Pax Romana эпохи Августа и, проводя исторические параллели, предсказал грядущий духовный вызов с Востока, подобный тому, с которым столкнулся римский мир в первые века империи. То, что некоторые авторы называли «арамейский ренессанс», «коптский ренессанс» – возрождение ближневосточных народов, высвобождавшихся из-под влияния эллинистической культуры, – чем-то похоже на нынешнее пробуждение незападных идентичностей и идеологий, столь ярко описанное С. Хантингтоном.
Впрочем, корректно ли обозначать духовные процессы поздней Античности термином «ренессанс»? Он предполагает возрождение чего-то, существовавшего ранее. А копты и сирийцы начали свой путь с нуля. Хотя эти народы и были наследниками древних цивилизаций, у них оказалась полностью стерта историческая память. Их идентичность определяется новыми религиозными системами, рождавшимися в бурлящем идейном мире тех лет. Генезис коптской и сирийской христианских культур – лишь частный случай процессов, охвативших всю Переднюю Азию II–VII вв. Точно так же, с чистого листа, складываются армянская и грузинская средневековая государственность и культура, утратившие память о дохристианском прошлом. Возникает Сасанидский Иран – новый цивилизационный проект, отвергающий ценности эллинизма и апеллирующий к древней арийской традиции (вопрос в том, насколько аутентичной: известная нам Авеста записана при Сасанидах). Рождается раввинистический иудаизм с его Талмудом, полностью переформатировавший иудейскую социокультурную систему. Формируются митраизм и манихейство, неудавшиеся мировые религии. Рождение арабо-мусульманской цивилизации тоже полностью укладывается в эту схему: история с нуля, новая идентичность, новая письменность, новая религия и скудные обрывки памяти о прошлом, презрительно названном джахилиййа, «невежество».
Кристаллизация культур Христианского Востока завершилась в эпоху Вселенских соборов. Духовные лидеры ближневосточных народов определили свое видение Бога и мира, создали автономные церковные институты, размежевались с инакомыслящими. Религиозные общины превратились в этносы – копты, мелькиты (православные), сиро-яковиты, несториане, марониты и др. Что стояло за этой идейной борьбой? Наука давно ушла от прямолинейно-расовых объяснений церковных расколов V–VI вв. как противостояния семитского Востока и арийского Запада. Но мы по-прежнему далеки от понимания истинных причин «холодной гражданской войны», много веков сотрясавшей византийский и поствизантийский Ближний Восток.
Мусульманское завоевание на первых порах ничего не изменило в жизни ближневосточного христианства. Омейядский халифат был зеркальным отражением Восточно-Римской империи. Традиционный бытовой уклад египтян и сирийцев не был нарушен ни в духовно-культурном, ни в социальном плане. Храмы по-прежнему строились и украшались мозаиками, неотличимыми от византийских аналогов. Такие классики византийской культуры, как Иоанн Дамаскин, Анастасий Синаит, Косма Маюмский, Иоанн Лествичник, Андрей Критский, всю свою жизнь или большую ее часть провели в арабском халифате. Бурный расцвет пережили негреческие литературы ближневосточных христиан. Лишь через полтора века, в первое столетие Аббасидов, что-то надламывается, Христианский Восток входит в полосу кризиса. Исчезают святые, писатели, ученые. Утрачивается знание греческого языка, рвутся связи с византийской культурой. Пустеют монастыри, разрушаются храмы, растет исламизация, сжимается ареал расселения христиан. У разных народов эти «Темные века» наступали в разное время – армяне оказались в тяжелом кризисе сразу после арабского нашествия, а у мелькитов и коптов эти явления стали очевидны только в начале IX в.
Ближневосточные христиане выходят из своих «Темных веков» совсем другим обществом. В их быту всё больше распространяется арабский язык. Даже православные начинают ощущать себя частью не столько византийского, сколько арабского культурного круга. Возникает арабоязычная христианская литература – сначала у мелькитов, спокойно относившихся к многообразию языков богослужения, чуть позже – у нехалкидонских общин, до последнего пытавшихся сохранить свои сакральные литургические языки, коптский и сирийский. В IX в. начинают писать по-арабски несторианские интеллектуалы в Багдаде и монахи палестинских скрипториев. Веком позже появляется арабоязычная письменность у христиан Египта. К XIII в. становится очевидным умирание коптской и сирийской литератур, несмотря на судорожные усилия последних великих писателей Христианского Востока, как Бар Эвройо, сохранить от забвения древнюю культурную традицию.
В то же время арабоязычная культура мелькитов оказалась вполне жизнестойкой даже в условиях «византийской реконкисты» X в. и возвращения северной Сирии в состав империи. Именно византийская Антиохия становится главным центром арабо-православной культуры XI в. Восточнохристианские общины продолжали успешно развиваться и под владычеством крестоносцев, несмотря на стремление латинян подавить существование православной иерархии в своих государствах. Однако войны мусульман с «франками», сопровождавшиеся массовыми жертвами и разрушениями, привели к чисто физическому уничтожению значительной части сиро-палестинских христиан. В позднее Средневековье Христианский Восток погружается в новый, еще более глубокий кризис.
Исторический вызов со стороны монголов и крестоносцев, поставивший исламскую цивилизацию на грань уничтожения, стимулировал всплеск религиозного энтузиазма в мусульманской среде, своего рода «моральную революцию». Жертвами ее стали в том числе и ближневосточные христиане, которых воспринимали как «пятую колонну» внешнего врага. «Столетие гонений» в государстве мамлюков (1260–1360-е гг.) привело к исламизации христианской элиты и значительной части простонародья, утрате Церковью своих земельных владений, основного источника дохода. Аналогичные гонения обрушились на христиан Ирана и Месопотамии в конце XIII в., после перехода в ислам монгольской династии Хулагуидов. Пандемия «Черной смерти», геноцид Тимура, экспансия кочевой стихии привели к исчезновению христианских общин в Центральной Азии, на большей части Месопотамии и Анатолии. Давление египетских мамлюков с севера и негроидных племен с юга погасило последние очаги христианства в Нубии. Церкви сиро-египетского региона пребывали в упадке и анабиозе – прекратились иконописание, литературная активность, агонизировала монашеская традиция.
На этом фоне выглядит удивительным явственный подъем ближневосточного христианства в османскую эпоху. Относительно стабильный и веротерпимый режим, экономический расцвет XVI в., преодоление духовной изоляции мелькитов от православных народов Балкан и Восточной Европы стимулировали новое интеллектуальное оживление, так называемый «Мелькитский ренессанс» конца XVI–XVII в. У маронитов таким культурным «допингом» стали растущие контакты с Римом. Активность католических миссионеров в Леванте XVII–XVIII вв. на фоне начинающегося упадка Османской империи и возвышения Западной цивилизации подтолкнула значительную часть ближневосточных христиан к принятию унии в попытке отождествить себя с новым мировым гегемоном.
В XIX в. сиро-ливанские христиане первыми на Арабском Востоке освоили такие достижения европейской культуры, как книгопечатание, пресса, университеты, а также идеи Просвещения, прогресса, секуляризма и национализма, в значительной степени размывавшие прежнюю идентичность. Христианские общины оказались самой динамичной частью населения региона, выполняя по отношению к арабо-мусульманским соседям такую же культуртрегерскую роль, какую за тысячу лет до того взяли на себя несторианские книжники в аббасидском Багдаде, познакомившие арабов с научным и философским наследием Античности.
В XX в. ближневосточные христиане утратили прежние позиции. Их доля в населении региона быстро сокращается на фоне массовой эмиграции и мусульманского демографического взрыва. Попытки отождествить себя с мусульманским большинством в лоне секулярных идеологий панарабизма, баасизма, пансирианизма терпят неудачу на наших глазах. На смену светским национализмам в арабском мире приходит религиозный фундаментализм, «реванш Бога», по выражению С. Хантингтона. Уцелеет ли Христианский Восток в буре «Арабской весны»? В любом случае, долг исторической науки – сохранить наследие этого когда-то цветущего, а сегодня полузабытого и почти исчезнувшего мира.